Сейчас я уже не помню, когда мы полюбили. Может быть, это случилось тогда, когда в ответ на мое очередное оскорбление, я увидел во взгляде не презрение и ненависть, а тень улыбки и какую-то… нет, не жалость, а скорее понимание. Может быть, даже робкую нежность. Я лишь помню, что это остановило меня сильнее, чем какое-нибудь "протего" или "импедимента". Я так и не произнес очередную гадость и молча ушел.  Или это произошло в тот момент, когда на заклятие в мою сторону я, в ярости подняв палочку, не смог произнести ответное и бессильно опустил руку. Я подошел и заглянул в глаза. Они смотрели на меня с вызовом, но на что-то, чего я не осознал, но возможно уловил какой-то частью души и понял, что решиться на такое много сложнее, чем на любую дуэль, любую битву… А,  возможно,  и не было такого момента. Наверное, это продолжалось не один день. Постепенно теплело, оттаивало на сердце. С каждым взглядом, брошенным украдкой. С каждой мимолетной улыбкой, полученной в ответ на злую шутку. С каждым несказанным словом, готовым сорваться с губ, которые я упрямо сжимал. Пока мог. Пока не понял своих чувств. А ведь это правильно. Это логично. Такая глубокая и искренняя ненависть, которую мы испытывали друг к другу, не могла просто закончиться. Она переродилась в такую же глубокую и ясную любовь. Мы не могли больше ненавидеть. Потому что полюбили.
     А на улице начинается весна. Со своей кровати я вижу небо. Синее-синее с редкими белыми облаками. Где-то внизу журчит, бежит вода. С карниза над окном капает часто-часто, будто колокольчики звенят, когда капли встречаются с ручейком. До моего лица долетает ветерок. Он пахнет радостью, жизнью.
Меня вновь захлестывают воспоминания…
     В такой же весенний день четыре года назад закончился урок зельеварения. У придурка Финнигана в очередной раз взорвался котел и профессор Снейп повел его и Лонгботтома(он сидел рядом и тоже пострадал) в больничное крыло. Все ученики, обсуждая это событие и покатываясь со смеху, пошли в Большой зал на обед. А я остался. Мне нужно было поговорить со Снейпом по поручению отца. Я не хотел этого разговора и, поэтому, настроение у меня было довольно хмурое. Я не торопясь, собирал учебники, проклиная в душе Снейпа, отца и самого себя, как вдруг затылком почувствовал чей-то взгляд. Повернувшись, я увидел Гарри, который стоял в дверях и молча смотрел на меня.
- Забыл что, Поттер?- буркнул я и отвернулся. Через пару мгновений я почувствовал его руку на моем плече и резко повернулся, выхватив палочку из кармана, готовый к нападению. И, вдруг, застыл. Он стоял близко, очень близко и пристально смотрел мне в глаза.
- Ты чего, Поттер? - прошептал я и замолчал, будто завороженный. Я видел каждую ресничку, царапинку на дужке очков, знаменитый шрам так близко, как никогда не видел. А в его глазах была такая боль, такая тоска, что у меня сердце захолонуло. И вопрос. Прямой вопрос, не понять который я не мог. И не ответить не мог. Его глаза так просияли, когда он понял это, что у меня комок к горлу подкатил. Комок из горечи и нежности и еще… любви. Этот комок выплеснулся из моих глаз, когда он порывисто обнял меня. Мы целовали друг друга судорожно, исступленно. Губы, щеки, мокрые ресницы. Потом я взял его за руку и спросил "пойдем?". Он кивнул, и мы побежали к озеру, дальше от всех и говорили, говорили. Мы так много говорили в тот день, захлебываясь, перебивая друг друга и хохоча от этого. Оказалось, я так мало знал о нем. О Гарри, о моем Гарри. Я спрашивал, а он отвечал. Он рассказал мне жуткие вещи. Как с ним обращались его родственники - магглы и как он был несчастен в их доме. Но ничего, я рассчитался с ними, Гарри. Рассказывал, какие ужасы ему снились, благодаря его шраму и как он тосковал по родителям, которых и не помнил. Я и с Волдемортом рассчитался. И сколько раз он пытался подойти ко мне за все эти годы, но в ответ слышал лишь оскорбления и издевательства. Я и себе отомстил…
     Я забыл в тот день о разговоре со Снейпом. Мне потом влетело от отца. Отец! Всегда отец! Ненавижу.
     Следующие полгода были самыми счастливыми в моей, да почему в моей - в нашей жизни. Так у меня еще не было. И уже не будет…
     Мы страдали, если наши уроки не совпадали. А когда совпадали, порой и не замечали, на каком уроке находимся. Профессоры злились, но потом махнули на нас рукой. Весь Хогвартс, все факультеты бурлили, не в силах понять, что же происходит. Два кровных, непримиримых врага и вдруг такое! Но это длилось недолго. Всем быстро надоело. Скучно дразнить, когда в ответ лишь загадочно улыбаются и переглядываются. Гарри поговорил с Макгонагалл и, особым распоряжением директора (что вообще-то немыслимо, но можно объяснить, если учесть, какую слабость питали к Гарри учителя), мне разрешили посещать гостиную Гриффиндора. И, вечерами, мы с Гарри, Роном и Гермионой просиживали у камина. Их гостиная намного уютнее, чем у Слизерина. Быть может, потому, что я там был не одинок…
     Гермиона умная девочка, она все поняла раньше и лучше нас. Она и посоветовала Гарри подойти ко мне в тот день. Спасибо ей. А вот Рон долго фыркал, увидев нас с Гарри. Но потом и он смирился и принял это. Ведь они его друзья. Настоящие. У меня никогда не было таких друзей. Надеюсь, они будут счастливы. Я слышал, они недавно поженились.
     А лето, наше самое счастливое лето, мы провели вдвоем в доме Гарри. Его он купил на деньги, вырученные от продажи дома на Гриммо, 12. После смерти Сириуса Гарри не хотел туда возвращаться.
     Я в первый раз в жизни ослушался родителей. Мой отец был в ярости. Он возненавидел Гарри еще больше, если это только можно себе представить. Но это ничуть не омрачило нашего счастья. Мы целыми днями гуляли по холмам и рощам Годриковой долины, взявшись за руки. Часами сидели на берегу реки, болтали и целовались. А вечером… а вечером мы любили друг друга. Неумело, но упоенно. И я рассказывал Гарри о том, как мы будем жить с ним после окончания школы, о том, как мы состаримся вдвоем в этом маленьком и уютном домике. Рассказывал о его глазах. Они вовсе не зеленые, вы знаете? Ну нельзя их описать этим пресным словом "зеленые". Они… они у него чудесные, вот! Такие глубокие, такие понимающие. И в них золотые искорки. Мне кажется, сама любовь должна быть такого цвета, с искорками. А он смеялся и говорил, что я немыслимый романтик и это смешно. Ведь он - то всегда думал, что я холодная, мерзкая скотина. И я смеялся в ответ… Мы были такие счастливые и такие глупые.

- Мистер Малфой!
Возглас вернул меня в настоящее.
"Мисс Джорни?"
- К вам пришел ваш отец. Он хочет поговорить.
"Нет! Я не желаю!"
- Но… мистер Малфой… как же так… ваш отец…
"Пусть убирается"
   
Я снова уставился в окно. Ну вот, опять отец. И мои мысли потекли  совсем в другую сторону. В висках застучало, забилось раздражение, в сердце вновь вспыхнула ненависть. Я не отомстил только одному человеку. Не успел.
Какой я был идиот, думал, отец смирится. Будто я не знал его! Когда прилетела сова с приглашением от моих родителей, я обрадовался, как болван. Подумал, что они хотят помириться, ведь все-таки единственный сын!  Но какой неприятный привкус во рту - привкус отчаяния и бессилия. Это я! Я уговорил Гарри поехать. А ведь он не хотел, сомневался.
     Мальчик-который-не-выжил. Вот так. А виновен в этом я. Ненавижу. Ненавижу!
     Это было быстро и страшно. Я открыл дверь, мимо меня пронесся зеленый луч и ударил в грудь Гарри. Он упал и уставился в небо широко распахнутыми удивленными глазами. А я смотрел и все ждал, когда же он встанет и озорно улыбнется мне, как всегда. Скажет "пошутил". Я, может, разозлюсь, обижусь, а, может, и нет. Я ждал, а правда наполняла меня, как ядом, как газом, вытесняя весь кислород, всю кровь, все чувства, кроме одного: НЕНАВИЖУ! Ну как ты мог! Ты не должен был умирать. Ты же выжил раз после этого проклятия, ну должен был появиться еще один шрам, но умирать ты не имел права. Не имел права меня оставить. Ненавижу…
     Казалось, я целую вечность стоял и смотрел на мертвого Гарри и тут почувствовал похлопывание по плечу и услышал холодный голос со смешком:
- Ну полно, полно, Драко. Ты получишь такую награду за это, о которой и мечтать не смел.
     Я? Награду? За смерть Гарри? Моего Гарри? За смерть моей души? За мою смерть?
- Авада Кедавра!
     Боже мой, как легко убить даже самого Темного лорда, когда он того не ждет. Когда он не готов. Мой Гарри тоже был не готов…
     Я направил палочку на себя:
- Авада Кедавра.
Оказывается, себя таким способом убить нельзя. Теперь все это знают. Об этом написали статьи и, даже книгу. Я вообще теперь знаменитость. Герой. Вот такая ирония. А о Гарри все забыли.
     Мне пришлось освоить легилименцию, так как уже четвертый год я не могу говорить. И ходить. И, вообще двигаться. Целители говорят, что помочь они не могут. Все, что было в их силах, уже сделано. Я сам должен хотеть жить. А я вот не хочу. Ненавижу. Ненавижу себя.
     Наверное, уже недолго осталось. Вчера слышал разговор мисс Джорни (она сиделка в отделении магических травм) с целителем Сметвиком. Он говорил что-то вроде того, что мистер Драко обречен, так как они бороться за мою жизнь со МНОЙ не могут. Пусть. Может он ждет меня?
     Жаль только, что у меня нет портрета Гарри, есть только фотографии, но ведь они не говорят. А единственный портрет висит дома у Рона с Гермионой. Но они теперь не приходят ко мне. Не простили. А что мне их прощение по сравнению с тем, что я, я сам простить себя не в силах.
     Одно только слабое утешение. Мы с Гарри когда-то решили подшутить над Дурслями и послали им заклятие в конверте. Слабенькое такое заклятьице. Оно должно было превратить вскрывшего конверт человека на час в кролика. Но мы никогда не были сильны в этом предмете. ХА! Оно оказалось необратимым. Дядя Вернон живет в зоологическом саду, и зовут его теперь Ушастым. Тетя Петунья сошла с ума и содержится в пансионате для умалишенных. А Дадли, говорят, совсем опустился, спился и шатается по пабам, рассказывая о страшных дементоидах, раздувшихся тетушках, волшебных палочках и всякую подобную ерунду. Так что я думаю, его тоже скоро поселят к матери.
     А Гарри на фотографии молча и печально улыбается мне. Наверное, чувствует, что скоро мы вновь будем вместе. Как скоро?  Переживу ли я эту ночь? Только ненависть и тоска остались во мне. Видимо, этих чувств недостаточно, чтобы поддерживать жизнь. Да и зачем…
       Наконец-то закончился этот бесконечный урок зельеварения. В такой чудный весенний день так хочется пройтись по берегу озера, а приходится сидеть в мрачном подземелье. Кретин Финниган что-то намудрил со своим зельем и, конечно, котел взорвался. Они с Лонгботтомом обросли чем-то, напоминающим зеленые патиссоны и Снейп повел их в больничное крыло. Все пошли на обед, посмеиваясь над идиотами. А мне не до смеха. Мне еще предстоит приглашать Снейпа на празднование моего дня рождения. Чего это взбрело в голову отцу? Это же мой праздник. Но отец вообще очень изменился после падения Волдеморта. Стал беззаботнее и добрее. Да и все стали беззаботнее. Хоть никто ничего толком так и не знает. Просто Дамблдор появился как-то утром в Министерстве и объявил, что с Темным лордом покончено. И еще он загадочно поглядывает на меня и хитро улыбается при встрече. Что бы это значило? В таких размышлениях я собирал учебники, когда почувствовал спиной чей-то взгляд. Повернулся,  и сердце ухнуло вниз - в дверях стоит Гарри.
- Забыл что-то, Поттер?
     Он подходил, пристально глядя на меня. И, прежде чем утонуть в его глазах, я успел поймать мысль, мелькнувшую на задворках моего сознания: " Еще один шанс?"